ОКТЯБРЬ: ПОЧЕМУ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ?

http://liva.com.ua/october-revolution.html

ОКТЯБРЬ: ПОЧЕМУ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ?


Юрій Ткачев

Ленин исходил из того, что капиталистический мир уже высидел яйцо социализма, и парадоксальная российская социалистическая революция просто даст сигнал к мировому восстанию

08 ноября 2015
В чём заключалась главная гипотеза Ленина в 1917 году? В том, что мировой капитализм исчерпал свои возможности и должен скоро сойти со сцены, уступив свои позиции новой, более прогрессивной формации – социализму. Следует признать, что основания для такого предположения у Ленина были – хотя, как мы знаем, само оно оказалось в целом неверным.

В этом и заключается ключевая проблема всех последующих событий: в неверности предпосылки, лежащей в их основе. Но об этом позже.

Итак, капитализм умирает и скоро умрёт. Но он не умрёт без борьбы. Трудящиеся всего мира вынуждены будут завоевывать «свободу, равенство и братство» для «мира без россий, без латвий» – в долгой и кровопролитной борьбе, которая может продолжится не один десяток лет. Такова историческая закономерность. Но есть шанс облегчить им эту борьбу. Этот шанс заключается в возможности построения в России социалистического государства уже сейчас. В этом – ключевое отличие теорий Ленина от последующих советских теорий: он видел в российской революции не некую вещь в себе, но полагал её «облегчением дела всех рабочих всех наций, во всех государствах, во всех концах земного шара».

Причиной же уникальности России являлась её отсталость. Погрязшая в феодальных пережитках, Россия лишь входила в капитализм, увлекаемая могучим локомотивом общемирового развития. Возникла парадоксальная ситуация: феодализм уже очевидно изжил себя, но капитализм был слишком слаб для того, чтобы сменить его в качестве господствующего строя.

Но каким же образом тогда может победить социализм, предпосылки для возникновения которого создаются капитализмом: именно капитализм порождает пролетариат – главную силу будущей социалистической революции? В стране, где капитализм ещё не сделал свою работу, не может быть сильного пролетариата – а значит, не может быть и победы социалистической революции. Так (будто бы) говорит нам ортодоксальный марксизм.

Но в этом и заключалась сила Ленина. Он осознал истинную суть марксизма: не набор готовых рецептов, но, прежде всего, метод анализа общественных отношений.

В частности, одним из пережитков феодального строя было угнетенное, забитое крестьянство, тяготимое чисто феодальными (постфеодальными) проблемами. В теории, решить эти проблемы мог и капитализм (как пытался решить их чисто капиталистическими методами, к примеру, Столыпин). Но ведь их можно было разрешить и социалистическими методами – методами, которые предложит крестьянству количественно слабый, но концептуально более «продвинутый» пролетариат. В концепции Ленина, пролетариат должен был вдохновить крестьянство социалистическими идеями, и направить крестьянскую революцию, которая во всём мире шла по капиталистическому пути, на социалистический путь. Эта ситуация позволяла российским социал-демократам как бы обмануть историю, перескочив через капиталистическую ступеньку.

Данный подход шокировал ортодоксальных марксистов: ведь они помнили ключевое положение марксизма о том, что политические формы определяются экономическим укладом, а не наоборот.

Но ведь Ленин как раз и исходил из того, что капиталистический мир в целом уже высидел яйцо социализма, что мировой экономический уклад уже готов к социализму, и парадоксальная российская социалистическая революция просто даст сигнал к мировому восстанию. Последнее играло ключевую роль во всех его построениях, и без него сама по себе российская социалистическая революция не имела смысла: «Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, – это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу».

Но мировой революции не произошло. Мировой капитализм не исчерпал ещё своих средств и не был готов сойти с мировой сцены. Ленин (полагаю, с немалым ужасом) осознаёт, что он ошибся – в начале 20-х годов.

Но что же делать дальше? Самостоятельное построение социализма в одной лишь России, в СССР является для Ленина нонсенсом: он ведь тоже понимает, что историю обмануть нельзя. Но это всё-таки не та сфера, где можно просто сказать: так, ладно, мы ошиблись, давайте все отыграем назад. Ленин начинает мучительно искать выход. И находит его, следуя формальной марксистской логике.

Капитализм ещё не изжил себя? Значит, надо дать ему это сделать. И, для начала, надо дать ему закончить свою историческую работу в России. Но, восстанавливая капиталистические формы экономических отношений, необходимо помешать ему завладеть политической властью. Чтобы, когда его конструктивная работа будет закончена, переход к социализму произошёл без войн и без крови. Социализм – в политике, капитализм (или, по крайней мере, его ключевые элементы) в экономике – эта гибридная схема знакома нам как Новая экономическая политика, НЭП.

При этом, НЭП не родился в сознании Ленина как некая законченная система: он, судя по его выступлениям и статьям 1921 года, до конца так и не знал, до какой степени должна быть произведена «реставрация» капитализма. В этом ключевое отличие 1921 года от 1917-го, когда Ленин вернулся к большевикам с готовой программой «Апрельских тезисов». На сей раз он сам не видел, как именно в деталях должна выглядеть гибридная социально-экономическая формация. И двигался в этом смысле полуинтуитивно, опираясь на марксистский метод в области, которая самим марксизмом теоретически исследована ещё не была.

Возможно, если бы у Ленина было ещё несколько лет, он сумел бы завершить интеллектуальную работу по осознанию форм «социал-капиталистического общества». Но этих лет у него не было. Не нашлось в партии и человека, способного завершить эту работу за Ленина, а главное – обладавшего его авторитетом, чтобы навязать это мнение остальной партии, которая всё ещё жила «старой ленинской программой», не понимая, что эта программа уже неактуальна.

Пришедший вслед за Лениным Сталин, следует признать, был достаточно посредственным марксистом – или, по крайней мере, весьма сомнительным ленинистом. В марте 1917-го года он, к примеру, выступил за «широкую коалицию» с эсэрами и меньшевиками (как, впрочем, за нее выступала до «Апрельских тезисов» Ленина большая часть партии. Взаимоотношение социализма и капитализма, социалистических и капиталистических стран мыслилось Сталином узко – не на уровне политэкономическом, но на уровне военно-политическом. Мировую революцию он понимал как экспансионистское расширение российской революции – грубо говоря, как покорение СССР всего мира. при поддержке пролетариата покоряемых стран. Сталин принял тезис Ленина о капиталистах, которые будут готовы раздавить СССР, принял и тезис об отсталости России по сравнению с капиталистическими странами – но решил всё-таки попытаться обмануть историю.

Эта попытка обмануть историю известна нам сейчас как сталинская индустриализация, ключевой задачей которой было не дать мировому капитализму раздавить «первое социалистическое государство» чисто военными методами. Как показывает история, это удалось. Однако обмануть историю всё-таки невозможно: защищая социализм от агрессии капитализма, Сталин фактически... уничтожил социализм. Вместо него был создан «паракапитализм» советского образца. Вместо освобождения трудящихся классов от угнетения капиталистом-частником, Сталин построил систему, во главе которой стоял «суперкапиталист»-государство. Увы, это было неизбежным: формы общественных отношений диктует структура производства, и невозможно развивать экономику при капитализме без капиталиста. К примеру, в сельском хозяйстве сдерживающим фактором была его раздробленность, отсутствие крупных производителей. Капитализм (Столыпин) предлагал решать эту проблему, позволив формировать такие хозяйства частникам – «кулакам». Социализм-сталинизм, полагая такую форму неприемлемой, предлагал формировать эти хозяйства вокруг «суперкулака» – государства. Отсюда и коллективизация, а «раскулачивание» можно понимать в этом смысле как конкурентную борьбу «суперкулака» с конкурентами с помощью неконкурентных административных методов.

Иными словами, советская система на деле представляла супермонополистический капитализм, а СССР – гигантское государство-корпорацию (единственный собственник всех средств производства), которая окончательно сформировалось к семидесятым годам.

В общем и целом, в этом, возможно, не было ничего страшного – тот же Ленин предсказывал возникновение государственно-монополистического капитализма (правда, в капиталистических странах) и говорил, что он станет последней ступенькой перед социализмом. Но проблема заключалась в том, что суперкапитализм в своей совершенной и законченной стадии возник не повсеместно, а лишь в одной стране – причём, наиболее отставшей «на старте» ввиду целого комплекса исторических причин. В этой связи исход борьбы супермонополистического капитализма СССР и классического западного капитализма был предрешён изначально.

Именно этим и объясняются все те недостатки советского строя, на которые принято пенять: если капитализм предполагает эксплуатацию и угнетение, то суперкапитализм предлагает суперэксплуатацию и сверхугнетение. Но это не имеет никакого отношения к социализму, где место огосударствления средств производства – как в СССР – должно занимать их обобществление.

Таким образом, 1991 год был весьма вероятным исходом событий уже в 1917 году, и стал совершенно неизбежным с закрытием НЭПа в 1931-м – а скорее, еще в 1928 году. Но это не значит, что Октябрьская революция была бесплодной и бессмысленной. В практическом плане эти события дали нам экономику, которой мы продолжаем пользоваться и сегодня, не создав, в общем и целом, почти ничего нового. А в теоретическом смысле 70 лет истории СССР можно рассматривать как богатейший кладезь практического опыта в сфере социалистического государственного строительства. И пусть этот опыт и оказался, в итоге, негативным – отрицательный результат в науке тоже является результатом.

Юрий Ткачев