ЧУБАЙСОФИЯ

http://alternativy.ru/ru/node/229
БЛЕФ И НИЩЕТА «НОВОЙ РУССКОЙ ИДЕИ»
Георгий Гловели

«Чубайс на ваши головы»

Я, возможно, и не обратил бы внимания на книжку Чубайса И. Б. с претенциозным заглавием «Разгаданная Россия». Но пестро-рекламная обложка на прилавке бросилась мне в глаза 26 мая - на следующий день после того, как Москва осталась без электричества по милости другого Чубайса, редактора известной книжки «Приватизация по-российски». В горделивом введении к последней «Чубайс на ваши головы» Чубайс А. Б. трогательно описывает внутрисемейные баталии между отцом, преподавателем научного коммунизма в военном училище, и старшим братом - «домашним диссидентом», любителем помахать чехословацким флагом. Идейные переживания закалили младшего Чубайса, и он теперь не дрогнет, даже оставив без света целые регионы. А старший брат, уроженец Берлина и доктор философии, скор на подмогу: он спешит попотчевать публику «новой русской идеей», уже премированной Гарвардским университетом (с. 23)1 и положенной в основу учебника «Отечествоведение», по которому уже учатся школьники, - хвала небу, пока только в Калининградской области. Хотелось бы, чтоб до основной массы российских школ новоиспеченные «ляпешки» И. Чубайса не дошли. Больно уж недоброкачественно очередное гарвардское тесто для России, слишком хлестаковской легкостию мысли необыкновенной отдает от «конкретных и ясных ответов» (с. 13) на непростые вопросы, а конечный эффект явно рассчитан на народную темноту.

Впрочем, может быть, дело не в расчете, а в темноте самого автора. Но просвещать Чубайса И. Б. столь же безнадежно, как требовать у его брата отчета о пропавших «Волгах» и дискутировать с обоими братьями о том, почему понятия «вина» и «несправедливость» «исчезли из общественного лексикона» (с. 21), зато в нем прочно закрепились слова прихватизация и разворуха. Цель нижеследующих заметок скромнее - рассмотреть труд «подвижника второй гуманитарной традиции» (с. 51) как пример «оторванных от действительности пустопорожних умствований» (с. 56), заявку на рекорд «искажений и сознательных умолчаний» (с. 83).

О точке отсчета

Начнем с частностей. Обозначив альфу и омегу своей позиции - «с начала формирования Советского государства, ситуация, в которой находится наша страна, меняется, в основном, к худшему», - И. Чубайс сразу же задается вопросом: «Почему наши спортсмены проигрывают на международных соревнованиях» (с. 5)? А «специфической точкой отсчета» для сравнения с другими государствами выбирает Финляндию, отделившуюся в декабре 1917 года от Советской России (с. 11). Что ж, примем для спортсменов эту точку отсчета.

На V Олимпийских играх 1912 г. в Стокгольме многочисленная команда Российской империи смогла завоевать всего 4 медали и ни одной золотой. Делегировавшая отдельную команду российская провинция Финляндия выиграла 26 медалей, в том числе 9 золотых. На футбольном турнире сборная России проиграла сначала все той же Финляндии 1:2, а затем Германии 0:16 (этот результат долгое время фигурировал в книге рекордов Гиннеса как рекордный счет, - увы, не в нашу пользу, - на уровне футбольных сборных). Для сравнения: первое участие команды СССР на ХV Олимпийских играх, - по стечению обстоятельств, именно в Финляндии, в Хельсинки в 1952 г., - принесло 71 медаль, из них 22 золотые, и сразу дележ 1-го места (с американцами) в неофициальном командном зачете. Футбольная сборная СССР, едва вступив в ФИФА, в 1955 г. дважды (дома 3:2 и в гостях 2:1) обыграла тогдашнего чемпиона мира (!) - сборную Западной Германии, а в 1957 г. установила рекорд отборочных матчей чемпионатов мира, разгромив все в том же Хельсинки сборную Финляндии 10:0.

Впрочем, И. Чубайс напрасно беспокоится за российских спортсменов - сегодня они хоть и не везде первые, но в целом отката к уровню 1912 г. («спортивной Цусиме», как писала тогдашняя пресса) нет. Хуже в другой области, где наблюдается тревожащее движение вспять от достигнутого при Советской власти. За 15 последние лет в России возросло число неграмотных. Если вспомнить теперь Финляндию, то по данным переписей рубежа XIX-ХХ вв. почти все ее взрослое население (988 на каждую тысячу) уже тогда было грамотным. А в той Российской империи, от которой «двигались, в основном, к худшему», грамотным был лишь один из пяти (211 человек на тысячу, в том числе в Европейской России - 229 человек на тысячу2).

Отсутствие грамотности, в том числе элементарной - не есть ли лучшая питательная среда для всякого рода примыслов и мифов? Если повышение «роли исторического знания в постсоветском государстве» (с. 82) будет на уровне И. Чубайса и С. Говорухина, чьи топорно сработанные киноподелки «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли» сбили многих с толку в начале 1990-х, то и Митрофан Простаков станет образчиком исторической учености, а его маменька - воспитательного таланта. Она была столь же уверена в том, что «еоргафия» наука не дворянская, как И. Чубайс - в том, что «термин «Западная Европа» стал повторяющейся политологической категорией только после образования СССР» (с. 67). Почему тогда тон спорам о национальном самосознании в России XIX в. задало противостояние западников и славянофилов, почему крупнейший историк России С. М. Соловьев не постеснялся саму природу назвать матерью для народов Западной Европы, а для народов Восточной Европы - мачехой3, почему видный критик Н. Н. Страхов написал аж трехтомное исследование «Борьба с Западом в нашей литературе» (СПб., 1882-1896) - вопросы, которых легко можно избежать, если ограничиться знанием истории по рассказам скотницы Хавроньи и некоторых «регулярных участников различных теле- и радиопередач» (как аттестует И. Чубайса задняя обложка разбираемой книги).

Возможно, И.Чубайс не видит разницы между историком Соловьевым и телеведущим Соловьевым, не слышал про Страхова и даже про Данилевского (страстно, но не без аргументов доказывавшего, что «Запад нас не любит»). В конце концов, ведь другой доктор философии - генерал-рефрен Волкогонов, пока идеологический маятник не качнулся в сторону антикоммунизма, «твердо знал», что Эрнста Маха и Питирима Сорокина, о всемирной известности которых не умолчала даже советская Философская энциклопедия, помнят лишь потому, что их ругал Ленин4. Но вот Пушкина И. Чубайс советует чаще перечитывать (с. 68). Что ж, перечитаем.

Кому верить?

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде Невежества губительный Позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное Судьбой,
Здесь Барство дикое, без чувства, без Закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь Рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого Владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов5.

Из процитированного хрестоматийного стихотворения «Деревня» (1819 г.) видно, как внимательно-любовно перечитывает Пушкина И. Чубайс, уверенный в том, что «во-первых... крепостной - это никак не раб», а «глубоко укоренившийся стереотип негативной оценки крепостного права» идет от русской литературы и публицистики середины XIX века (с. 69). Во-вторых, - и это, конечно, особенно понятно конкретному гуманисту и сыну армейского политработника, - «офицерский корпус русской армии состоял из дворянства и, значит, кто-то это дворянство должен был кормить!» (с. 70).

И. Чубайса нисколько не волнует, что максимальное закрепощение крестьянства пришлось на столетие (1762-1861), когда обязательная военная служба была уже отменена знаменитым Манифестом о вольности дворянской (факт, известный любому грамотному школьнику). Как не волнует, например, поборника «европейского представления о гражданских правах» Е. Гайдара оборотная сторона «наконец-то» окрепшего при Екатерине II «убеждения в незыблемости частной собственности», «естественно, в первую очередь, дворянской»6. Так ли важно, насколько «естественно» складывалась эта «незыблемая» частная собственность, - по словам все того же А. С. Пушкина, «сии огромные владения доселе вовсе неизвестных фамилий» (довольно схожая картина с результатами современной деятельности кое-кого из гайдаров и чубайсов). Историк начала ХХ в. Л. Э. Шишко составил впечатляющий список приватизации земельных угодий и крепостного населения любовниками и приближенными «великой» Екатерины7: от братьев Орловых, получивших в распоряжение 45 тысяч душ крестьян, до лакея (!) Шкурина, которому досталась «всего-то» тысяча душ8.

А как насчет гражданского права на образование? Просвещенная Екатерина дала четкую рекомендацию графу Салтыкову: «Черни не должно давать образования, поелику будет знать столько же, сколько вы да я, то не станет повиноваться нам в такой мере, как повинуется теперь»9.

Более принципиально настроено было, пожалуй, только дворянство Польши, расчлененной при активном участии Екатерины. Шляхтичи Речи Посполитой, усвоившие миф о своем «сарматском» происхождении и обученные иезуитами, вырастали в убеждении, что крестьянин, кметь, холоп является потомком Хама и, как таковой, осужден на рабство10. И. Чубайс новую «русскость», основанную на окончательном демонтаже «красного фундамента», мыслит по аналогии с «польскостью». «В конце XVIII века Польское государство было трижды разделено, точнее переразделено соседними странами и прекратило свое существование. Но идея Польши, особые нормы и ценности, польскость были сформулированы и осознаны обществом столь глубоко, что мысль об отечестве постоянно сохранялась в сознании людей» (с. 38). Это мнение пана (или герра? или мистера?) Чубайса - из разряда «ошибок, порожденных неправильной идентификацией» (с.40). Не было в XVIII веке никакой идеи Польши, а была шляхетская идея Речи Посполитой. Восстановления Речи Посполитой в границах 1772 г. неизменно требовали польские повстанцы XIX в. Но старая Речь Посполита была страной самого жестокого крепостного права, где украинских и белорусских крестьян «потомки сарматов» называли не иначе как «быдлом» (вот откуда идет это популярное ныне словцо), да и в польских кметях долго не хотели признавать человеческого достоинства. Не сразу паны прислушались к голосу Мауриция Мохнацкого, после поражения восстания 1830 г. в статье «Почему не восстают массы?» писавшего о том, что шляхте должно изменить отношение к крестьянам, признать их частью польской нации. Куда легче было понимать «польскость» как антирусскость (как для Чубайсов - «новую русскость» как оголтелый антисоветизм). Число убитых всеми русскими террористами за весь XIX век меньше, чем число безоружных (спавших) русских солдат, истребленных поляками в начале нового восстания 1863 г.11 Уже после поражения и этого восстания выросший на Левобережной Украине Михаил Драгоманов, приехав на другой берег Днепра, «был поражен тем, что даже студенты-поляки бьют своих слуг и ходят в костелы, где усердно стоят на коленях», вместе с тем «бросилась в глаза нетерпимость поляков относительно русских, в особенности малороссов, или украинцев»12.

Но вернемся к «крещеной собственности» в России. Участь удерживаемой в невежестве черни - не только «ярем барщины старинной» (Пушкин), но и продажа отдельно от семьи (в обмен на борзых собак, например), проигрыш в карты и т. п. «Человеческие чувства не признавались, даже не подозревались в крепостных»13, - ощущал в юности высокообразованный и совестливый князь Петр Кропоткин, сын типичного офицера времен «православия, самодержавия, народности».

Кстати, об этой известной формуле - в ней И. Чубайсу причудился «сплачивающий общенародный лозунг» (с. 163). Но придумавший ее граф Уваров - либерал, писавший постоянно по-немецки или по-французски и не веровавший в Христа «даже и по-протестантски»14, - сам не верил ни единому из трех слов. Да и как было поверить, если православный народ в самодержавном государстве не мог читать Священное писание на родном языке - и не потому лишь, что в массе своей был неграмотен. Официальное издание Священного Писания на русском языке появилось лишь в 1873 г. - позже, чем русский перевод «Капитала» К. Маркса. За полвека до этого (1825 г.) сделанный впервые русский перевод Библии был уже отпечатан, но арестован и сожжен - по настоянию министра народного просвещения (!) адмирала Шишкова и архимандрита Фотия15. Вдохновляющий пример для того, чтобы «вспомнить, что не так давно наши предки не долдонили про «дураков и дороги», а величали свою страну святой Русью» (с. 73).

И. Чубайс ссылается на «неленивых», перечитавших восемь томов собрания сочинений Н. В. Гоголя и на нашедших там ничего «про дураков и дороги» (с. 65). Для ценителя изящной словесности это веский аргумент против образа «убогой, забитой, лапотной, бесправной, невежественной» крепостнической России, созданной якобы только коммунистической пропагандой. Ну, а А. С. Пушкину, - не где-нибудь, а в «Евгении Онегине» сказавшему «у нас дороги нынче плохи», - снова не верить?

Солнце русской поэзии никак не хочет освещать «интеллектуальный поиск, духовное возрождение» (с. 47) И.Чубайса, «переосмысление» российской истории без «политической подгонки» (с. 82). Ведь именно Пушкин первым снискал репутацию «нигилиста» - за отрицание правил классицизма в поэзии. Пушкин приветствовал первый громкий случай политического террора в Европе XIX в. - убийство во Франции герцога Беррийского. Столетие спустя Владимир Короленко оценивал трагические уроки народовольческого террора не как уголовную хронику, а как роковую схватку лучших русских людей с лучшим царем из рода Романовых16. В одной из своих статей великий публицист, при жизни признанный «совестью современной России»17, вспоминал злосчастного плотника Халтурина, со слезами на глазах заклинавшего своих последователей не становиться на путь террора, которым пошел сам. Готовя взрыв в Зимнем дворце, Халтурин столкнулся однажды лицом к лицу с царем. Мог сразу убить, да рука (с молотком) не поднялась18.

Можно чего-либо подобного ожидать от Басаева, чьей первой «боевой» операцией стала защита «свободной России» (Белого дома) в августе 1991 г. и чьи хищные лапы без колебаний поднимаются на беззащитных женщин, детей, больных? А ведь в канувшей в Лету застойной советской (если угодно, брежневской) Москве не взрывались жилые дома и самолеты, не было заказных и серийных убийств, не было такого, как сейчас, количества бомжей. Но что-то не спешат поборники «переосмысления» истории и новоявленные апологеты крепостного права к пересмотру «глубоко укоренившегося стереотипа» позитивной оценки «победы демократических сил», приведшей к власти известного борца с привилегиями и подвижника низких цен.

Зато сокрушается И. Чубайс, что с «появлением атеизма в стране возникли (?) нигилисты, бомбисты, террористы, которых никто не мог остановить» (с. 31). А как надо было останавливать генеральскую дочь и первую в мире женщину-профессора Софью Ковалевскую? Она ведь была и осталась, преуспев в математике, убежденной нигилисткой, написала повесть «Нигилистка» и задумывала роман «Нигилист» (о Чернышевском). Или глуховатого самоучку из провинциальной глуши Константина Циолковского, видевшего «свое второе я» в кумире нигилистов Писареве, чьи статьи заставляли «дрожать от радости и счастья». Новаторские работы самого Циолковского о завоевании мировых пространств реактивными приборами согласился напечатать лишь профессор-атеист Михаил Филиппов в своем журнале «Научное обозрение».

Изобличил русских атеистов и террористов Ф. Достоевский. Любят нынче цитировать его слова о «детской слезиночке». До забывают, как правило, про сына-малютку Марины Мнишек, прилюдно удавленного только за то, что имел несчастье быть кандидатом на престол, альтернативным Романовым. Выспренен стиль верноподданнических излияний по поводу избрания царем 16-летнего Михаила: «Народ преодолел социально-политический кризис, подтвердив, что Русь немыслима без управления ею мудрым и сильным монархом» (с. 101). Иное - боярина Ф. И. Шереметева - мнение приводится в знаменитом «Курсе русской истории» В. О. Ключевского: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден».

Так Чубайсам, что ли, будет поваден народ после очередной российской Смуты?

Кто мистификатор?

Оправдание крепостного права и умиление лозунгом «православие, самодержавие, народность» хорошо подготовили И. Чубайса к разрешению аграрного вопроса. Оказывается, такого в России не было: «пример политической мистификации» (с. 169). Просто в начале ХХ в. необходимость «перехода от экстенсивного к интенсивному ведению сельского хозяйства осознавалась далеко не всеми», а «ряд левых политических партий раздул вопрос о земле» (с. 171), внушая крестьянам «миф» о «фантастических возможностях, даваемых «прирезкой» новой пахоты» к уже полученным после отмены крепостного права и вполне достаточным (по агротехнической экспертизе самого И. Чубайса) 2,5 га.

Вернемся в 1861 г. Как только в село Бездна Спасского уезда Казанской губернии пришло известие о реформе с ее «отрезками», грамотный мужик-старообрядец Антон Петров рассудил, что господа уменьшили наделы против закона Божия и скрыли истинную волю царя. Стечение недовольных крестьян к дому Петрова завершилось расстрелом 179 мужиков. Выступивший на панихиде по погибшим молодой красноречивый профессор Афанасий Щапов впервые тогда публично призвал к демократической конституции в России. Этот возглас дорого обошелся блистательному историку, первопроходцу изучения русского религиозного раскола как массового протеста против закрепощения. Щапов угодил в Петропавловскую крепость и затем в сибирскую ссылку. А раскол оживился, и несколько лет спустя в ответ на циркуляр МВД касательно причин этого пришла любопытная записка от пермского генерал-губернатора Б. В. Струве. Сановник объяснял, что в русском старообрядчестве таится вековая «ложная» (?) идея «полного, всецелого и безвозмездного» права народных масс на владение землею19.

Таким образом, желание более справедливого распределения «землицы» таилось в русском крестьянстве задолго до образования каких бы то ни было - левых или правых - политических партий и, несомненно, составляло один из тех ценностных «векторов прошлого», которые теперь высасывает из пальца И. Чубайс. Панегирик П. А. Столыпину показывает, что «интенсивное ведение сельского хозяйства» И. Чубайс понимает как разрушение общины и никак более. А дело-то было в другом - в переходе от многовековой инерции трехпольных севооборотов, едва позволявших земледельцам существовать, к севооборотам травопольным и плодосменным. Агрономы это хорошо знали. Но неграмотным и обремененным выкупными платежами крестьянам трудно было менять привычные способы хозяйства. Зато полученная воля быстро раскрепостила их семейную жизнь. Число детей и, следовательно, едоков, стало расти - а иного способа поднять доходность хозяйства, кроме увеличения площади землепользования, большинство крестьян себе не представляло. Кроме того, малоземелье означало недостаток не столько пахотных, сколько кормовых угодий - лугов и пастбищ20. В этом - подоплека «черного передела» в деревне в 1917-1918 гг. и враждебности белогвардейским попыткам отменить Декрет о земле. Бывший глава военного духовенства при бароне Врангеле митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал: «Там, где восстанавливалась власть белых, так же и восстанавливалась механически частная собственность как старая хозяйственная система, противоположная большевистской»21. Но «когда Советская власть утвердила землю за обрабатывающими ее... подобная реформа по существу своему не могла вызвать восторга»22.

И. Чубайс морализирует, что-де образ «царской, убогой, отсталой» России был создан теми, кто победил в Гражданской войне, а образ побежденного «по всем законам психологии, истории и философии» будет «заведомо искаженным» (с. 9). Он рекомендует «желающим проверять и вести самостоятельный поиск» обращаться к «разумеется, несоветским авторам» (с. 117). И услужливо подсовывает одного такого - монархиста-эмигранта Б. Бразоля с его «Царствованием императора Николая II в цифрах и фактах». Подтасовки цифр и фактов в этом тенденциозном сочинении уже давно и убедительно разоблачены покойным доктором исторических наук А. М. Анфимовым в большой статье в журнале «Отечественная история» (1994, № 3)23. Но мы не станем прибегать к помощи советского историка Анфимова. Благо есть сравнительно легко доступные знаменитые досоветские словари Брокгауза и Ефрона и братьев Гранат, книги русских «буржуазных» экономистов М. И. Туган-Барановского, И. Х. Озерова, А. А. Исаева и других. Обратимся к этим источникам, чтобы посмотреть, как получается у И. Чубайса история России без «каких-либо сознательных искажений и умолчаний» (с. 83).

А какой была Россия?

«По объему валового производства Россия занимала 3-4-е место в мире, но по темпам экономического роста наша страна с 1890 по 1916 год опередила весь остальной мир... это было время, когда японские фабриканты ставили на своих товарах поддельное клеймо «Сделано в России» (с. 73).

Экономистам того времени, - в отличие от И. Чубайса, - было хорошо известно, что секрет промышленного роста Японии (кстати, развивавшейся - как и скандинавские страны - с более низкого исходного уровня и быстрее Российской империи) - в дешевизне товаров при низком качестве. Японские фабриканты взяли за правило уловку «производства плохой имитации» товаров, будь то шелковые ткани, велосипед или простые спички24. Гордиться тем, что на таких товарах в начале ХХ в. ставилось клеймо «Сделано в России», - все равно, что гордиться в начале ХХI в. победами над футбольными командами Эстонии или Туниса.

Промышленный рывок России в конце XIX в. был. Но в первое десятилетие ХХ в. он сменился годами глубокого кризиса и застоя25. Последовавший затем новый кратковременный рывок был во многом обусловлен очень выгодной конъюнктурой мировых цен на хлеб (сегодняшний аналог - зависимость экономики России от мировых цен на нефть). Наконец, несмотря на высокие темпы прироста промышленного производства и наращивание хлебного экспорта, уровень экономического развития оставался скромным сравнительно с передовыми странами. Вот показатели по двум ключевым продуктам того времени - добыче угля и выплавке чугуна.

В 1912 г. Россия по количеству добытого каменного угля превзошла уровень Англии ... 1840 г. (!), но еще уступала уровню Австро-Венгрии 1895 г. Если брать данные за один и тот же год: в 1911 г. - отставание от Австро-Венгрии в 2,7 раза, от Германии - почти в 9 раз, Англии - в 11 раз, США - в 16 раз26. По выплавке чугуна Россия в 1900 г. опередила Австро-Венгрию и Бельгию (которым уступала в 1880 г.), но отставала от Германии и Англии втрое, от США почти в 5 раз. В 1909 отставание усилилось - от Англии в 3,5 раза, от Германии - в 4,5, от США - в 9 раз27.

И. Чубайс открывает, что «уже в XVIII веке передвижение по нашей стране считалось самым быстрым в Европе, через каждые 30 километров пути были оборудованы ямщицкие станции» (с. 65). Любителю гоголевской фразы о любви русских к быстрой езде невдомек, что понятия «километры» в XVIII веке еще не существовало, а «почтовые дороги при Елизавете и позднее были крайне дурны»28. Восхищавшая же вовсе не в XVIII-м, а в начале XVI века иностранцев вроде барона С. Герберштейна ямская служба была наследием «господства татар, которые еще в Азии устраивали для гонцов и послов особые станы, куда окрестные жители должны были доставлять лошадей и продовольствие»29. А вот реальности начала ХХ в.: «Недостаток шоссейных дорог, которые должны играть роль подвозных путей к железным дорогам и речным пристаням, при обширной протяженности России... составляет одну из причин отсталости нашей в сравнении с Западом»30. На тысячу квадратных километров приходилось километров шоссе31: во Франции - 1048, в Англии - 812, в Германии - 486, в Австрии - 333, в Дании - 175, в России - 5.

По урожайности пшеницы с десятины (или с акра) «житница Европы» уступала почти любой западной стране в 2,5 - 3,5 раза (Дании - в 4)32.

И. Чубайс предлагает съездить в Хельсинки, чтобы оценить экономические итоги строительства социализма в СССР. Идея не оригинальна - в 1913 г. глава общества «Русское зерно» А. А. Столыпин (брат П. А. Столыпина, шагнувшего в кресло премьер-министра с должности главы Саратовской губернии, голодавшей за первое десятилетие ХХ в. 9 раз33) организовал поездку русских крестьян в славянские земли Австро-Венгрии. Петербургский «Новый журнал для всех» опубликовал впечатления крестьян о Европе, которую они «кормили».

«Голодовок не бывает».

«У многих зажиточных крестьян в домах полы паркетные. Имеются рояли, граммофоны и т. п., музыка ... Жизнь здесь - какая-то веселая, радостная, на полях все цветет и растет. Сады роскошные, прекрасные селения, одним словом, - чудо-страна, как рай земной; народ веселый и бодрый».

Рядом с этими восторгами вздохи русских крестьян о родимой стороне (где, по оценке И. Чубайса (с. 12), совершился «огромный экономический прорыв»): «Мы ехали... по нивам тощим, по местам, где все мрачно и пустынно... Хатки крестьянские, ветхие, ветром надломленные, с разбитыми окнами, с прорванными крышами, погрязшие в навозе и мусоре... В чешской деревне нет кабака, но зато есть костел и школа. Здесь лучшие здания принадлежат школам». «Мне было больно и стыдно за русские школы, за наше необразование».

«Необразование»! По числу грамотных на 1000 жителей Россия уступала не только Германии и Финляндии с их почти сплошной грамотностью, но и сравнительно отсталым государствам юго-запада Европы, и довольно значительно - Австро-Венгрии, Уругваю, Аргентине. Особенно плохо было с армейскими новобранцами. По данным на 1911 г., в России среди каждых 10 таковых в лучшем случае 4 умели читать и писать (в Сербии - 5 из 10, в Италии и Греции - 7 из 10, в странах центральной и северо-западной Европы почти все)34.

И. Чубайс предлагает вглядеться в «фотографии той поры. Их и сейчас сохранилось немало, поскольку страна была достаточно богатой (!), и только зародившееся в Европе искусство фотографии было у нас очень популярно. В лицах людей того времени видны здоровье, открытость, радость и очень характерная для наших предшественников удаль» (с. 73)

Не знаю, какое «здоровье» увидел И. Чубайс на одухотворенном лице безвременно угасшей от малокровия певицы-красавицы Анастасии Вяльцевой и какую «удаль» в одухотворенных (но редко радостных) лицах русских интеллигентов. Но сколько их было в общей массе населения? От моих прабабушек и прадедов - тамбовских крестьян и рачинских горцев - не осталось ни одной фотографии. А о «популярности» фотоискусства в российской глубинке рассказывает эпизод из жизни знаменитого скульптора Ивана Шадра, приехавшего уже в начале 1920-х гг. в родной зауральский уезд лепить для эмблематики новых денег портрет типичного человека из народа. Приметил мастер колоритного старика на завалинке, стал уговаривать его позировать. Тот замахал палкой:

«Я на карточку-то отродясь не снимался, а ты с меня куклу стряпать хошь, гадина такая!»35

Да что карточка, когда мыло и зубной порошок считались искони атрибутами только «барышень», и еще в конце 20 х гг. деревенских девушек патриархальные родители могли высечь за использование этих простых предметов гигиены.

Но вернемся в благостные дореволюционные времена. Чубайс умиляется, как легко и дешево можно было выехать за границу. А жить в Москве? Смотрим словарь «Гранат». Средний заработок рабочего приближался к 300 руб. в год., или около 25 руб. в месяц. А средняя наемная плата за московскую квартиру (без водопровода, канализации и отопления) превышала 24 руб. в месяц! Со всеми же удобствами - 83 руб. в месяц, или 1000 руб . в год36! Потому и ютились москвичи в среднем по 9 человек на квартиру (как правило, без удобств), а более десятой части всего населения - в подвалах. И, как явствует из официальных материалов тогдашней Мосгордумы, - после каждого ливневого дождя несколько десятков человек попросту тонули.

Слышал звон, да не знал где он

Не ограничиваясь «патриотическим» пониманием истории, И. Чубайс видит «источники необходимых для нас решений» (с. 79) еще и в философии, фольклоре и художественной литературе. Правда, с литературной классикой в лице А.С. Пушкина у доктора философии, знатока дорог и апологета крепостного права явные расхождения. Но вот из глубин русского фольклора И. Чубайс извлек пословицы «всяк человек ложь - и мы тож», «изжил век, а правды нет». И почему-то нашел их «даже очень пессимистическими» (с. 137). А надо было бы Н. В. Гоголя вспомнить: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива».

Правда, И. Чубайс видит в зеркале «подвижника второй гуманитарной традиции», нашедшего «конкретные алгоритмы». Как тут не вспомнить еще одну из столь любезных Чубайсу русских паремий «слышал звон, да не знал где он». «В 20-е годы», - сообщает доверчивому читателю «осведомленный» И. Чубайс, - «русская гуманитарная мысль объединилась в эмиграции, создав оригинальное научное направление - евразийство» (с. 50).

Во-первых, если бы И. Чубайс был хоть сколько-нибудь серьезно знаком с философской и исторической литературой, он бы знал, что евразийство вовсе не объединило, а раскололо гуманитарную эмигрантскую мысль, было отторгнуто ее шокированным большинством37. Во-вторых, об оппонентах евразийства даже такой консервативный и быстро отошедший от нового течения мыслитель, как о. Г. Флоровский, с укоризной писал: «Странным образом распределяются у них свет и тени: в прошлом, то есть в императорской России, и в Европе они видят только свет; а в современности, то есть на нашей родине, только мрак» (1926 г.)38. Но ведь это как раз позиция И. Чубайса! И он-то, несмотря на некрупные размеры, никак не может вписаться в евразийскую школу - евразийцы ведь считали Октябрьский переворот закономерным результатом тупикового петербургского периода русской истории, а для Чубайса этот период окрашен в сусально-лубочные тона! И, наконец, давая своему сочинению подзаголовок «против книги Паршева «Почему Россия не Америка»», И. Чубайс не подозревает, что паршевский акцент на географическом объяснении того, что наша страна «не такая», - лишь повторение задов экономической концепции евразийства, построенной на противоположности российской континентальности и «океанического» хозяйства мирового рынка39.

А «квалификация и профессионализм играют какую-то роль?» - риторически вопрошает И. Чубайс, считая, «что про достижения лишенной всяких полезных ископаемых Японии и вспоминать излишне» (с. 72). Да нет, вспомнить нелишне. Православному И. Чубайсу - про «отношение японцев к религии, совершенно отличное от нашего»40, и вклад дзен-буддистов в образование народа, о чем не позаботилось русское духовенство. Поддержавшему «новую русскую идею» Г. Сатарову (с. 25), изрекшему в одной из телепередач, что в Японии тоже есть олигархи, - про то, что японские олигархи как раз не сырьевые (в том-то и дело!). И, наконец, про то, что бедная минеральными ресурсами Япония богата побережьем и извлекла в ХХ веке максимум выгод из океанического товарообмена. А Россия в ХХI веке таких выгод никак не извлечет - поскольку от ее многовековой и стоившей огромных жертв устремленности к морю с излишней легкостью отказались барвихинский трезвенник, Г. Сатаров, Е. Гайдар и братья Чубайсы.

Подведем некоторые итоги. «Идентификационная нелепица» (с. 43) с обилием «искажений и сознательных умолчаний» (с. 83) - таково содержание книги И.Чубайса, для которого нет разницы между XVI и XVIII веками, между разинщиной и власовщиной (с. 68), между паремиями и словесной диареей. Подобный способ действий по внедрению «новой русской идеи» выглядит довольно наглым. Видимо, расчет на то, что, если смелость города берет, то наглость - целую страну. Но время, когда наглость и блеф принимают за «квалификацию и профессионализм», рано или поздно проходит. Пусть же оно пройдет скорее, ибо иначе России грозит очередной темный час 41.

1 Далее в скобках указания на страницы книги: Чубайс И. Б. Разгаданная Россия. М., 2005.

2 Грамотность // Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 14. Стб. 710.

3 Соловьев С. М. Чтения и рассказы по истории России. М., 1991. С. 205.

4 Аргументы и факты. 1987, № 49.

5 Пушкин А. С. Золотой том. Корона-принт. 1997. С. 371.

6 Гайдар Е. Государство и эволюция. М., 1995. С. 57.

7 Осуждения «апогея крепостного права» при Екатерине не смог избежать даже любимый И. Чубайсом историк-белоэмигрант С. Пушкарев.

8 Шишко Л. Э. Рассказы из русской истории. Часть 2. Ростов-на-Дону, 1906. С. 71.

9 Цит. по: Грамотность // Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 14. Стб. 711.

10 Бемер Г. Иезуиты. Спб., 1999, с. 254.

11 Корнилов А. А. Курс русской истории XIX века. М., 1994. С. 249.

12 Драгоманов М. П. Автобиография // Былое. 1906. № 6, С. 186.

13 Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1988. С. 92.

14 Соловьев С. М. Мои записки для детей моих, а может быть, и для других. Пг., 1915. С. 59.

15 Протоиерей Георгий Флоровский. Пути русского богословия. -http://lib.eparhia-saratov.ru/books/20f/florovsky/path1/35.html

16 Короленко В. Г. Падение царской власти. Воронеж, 1917.

17 Энциклопедический словарь «Гранат». Том 25. Стб. 239.

18 Любатович О. И. Далекое и недавнее. Воспоминания из жизни революционеров 1878-1881 гг. // Былое. 1906, № 6. С. 127.

19 Цит. по: Пругавин А. С. Старообрядчество во второй половине XIX века. СПб., 1904. С. 86-87.

20 Бажаев В. Г. Крестьянское травопольное хозяйство в нечерноземной полосе Европейской России. М., 1900. С. 156.

21 Там же. С. 262.

22 Там же. С. 263.

23 Можно отметить также глубокую работу А. И. Степанова «Место России в мире накануне первой мировой войны» (Вопрос истории, 1993, № 12)

24 Исаев А. А. Мировое хозяйство. СПб., 1910. С. 386. Японское качество началось лишь с 1955 г., со знаменитого транзисторного приемника «Сони».

25 Туган-Барановский М. И. Состояние нашей промышленности за последнее десятилетие и виды на будущее // Современный мир. 1910, № 12.

26 Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Вставка «Каменноугольная промышленность». С. I.

27 Железоделательная промышленность // Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Стб. 743-744.

28 Почта // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Полутом 48. С. 802.

29 Там же. С. 800. См. также: Виппер Ю. Иван Грозный. М., 1922. С. 15.

30 Шоссе // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Полутом 78. С. 797.

31 Озеров И. Х. Атлас диаграмм по экономическим вопросам. Вып. VI. М., 1909. С. 2.

32 Озеров И. Х. Атлас диаграмм по экономическим вопросам. Вып. VIII. М., 1909. С. 6.

33 Голод // Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 14. Стб. 41.

34 Грамотность // Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 14. Стб. 710.

35 Воронова О. П. Шадр. М., 1969. С. 63.

36 Москва // Энциклопедический словарь «Гранат». Том 29. Стб. 367, 369.

37 Для примера укажем на антологию: Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1994.

38 Флоровский Г. В. Окамененное бесчувствие // Начала. Религиозно-философский журнал. 1992, № 4. С. 80.

39 Савицкий П. Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997. С. 398-418.

40 Япония // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Полутом 82. С. 751.

41 «Темный час, когда на кого находит негодованье, отчаянье, берет зло» (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Том IV. СПб.-М., 1914. Стб. 744).