Brexit и Новороссия

Brexit и Новороссия

Голосование британцев, высказавшихся за разрыв с Европейским Союзом, вызвало не только панику на финансовых рынках, но и всплеск возмущения среди либеральной интеллигенции по всему миру. Поразительно, но комментарии, которые мы читаем в леволиберальных изданиях на континенте, почти дословно совпадают с тем, что пишут правые либералы в российской прессе. Выбор британцев объясняется исключительно провинциализмом, отсталостью, ксенофобией, гомофобией, «страхом перед иммиграцией» и даже расизмом. Не смущает авторов даже то, что многие из них ещё недавно сами же представляли Британию образцом современного толерантного демократического общества. Никто не интересуется статистикой, демонстрирующей, что разделение голосов отнюдь не совпадает с расовыми или гендерными различиями, но зато в значительной мере отражает различие классовое.

За выход из ЕС голосовали прежде всего рабочий класс и низы общества. Эти социальные слои в самом деле, как правило, не очень хорошо образованы, нередко заражены предрассудками и уж точно не знакомы с модными новинками пост-модернистской философии. Но именно готовность левых замкнуться в культурном гетто, их отдать предпочтение общению с зарубежными коллегами перед просветительской работой среди собственных «незрелых» сограждан в значительной мере предопределяет или, во всяком случае, усугубляет подобное положение дел. Очень легко любить воображаемый и виртуальный рабочий класс из романтических книжек или фильмов, куда труднее понять потребности и нужды реально существующих общественных низов.

Обсуждать смысл и содержание событий слишком опасно, это может породить неприятные вопросы. Именно потому никто не желает обсуждать то, как развивается системный кризис Европейского Союза, являющегося ничем иным кроме как институциональным воплощением неолиберализма. Или то, как массовые настроения в Британии взяли верх над консенсусом элит: в условиях когда все основные партии призывали голосовать за статус кво, когда все ведущие издания и официальные представители экспертного сообщества в один голос призывали народ оставить всё по-старому, грозя всевозможными несчастьями в случае неправильного выбора, народ всё равно решился проголосовать за перемены.

Представлять голосование за Brexit проявлением английского (ну, ещё немного — валлийского) национализма удобно и выгодно элитам как в России, так и в Западной Европе не только потому, что подобная интерпретация уводит нас от вопроса о системном характере кризиса.

Дискуссию пускают по «ложному следу», чтобы блокировать обсуждение практической политики, которая позволит превратить единовременный акт протестного голосования в начало далеко идущих перемен, имеющих потенциально революционный характер.

Среди западных левых подобные тенденции наметились ещё тогда, когда радикальная антикапиталистическая риторика Антонио Негри и его поклонников стала во время французского референдума об Европейской Конституции обоснованием агитации за принятие официального брюссельского проекта. Тогда тоже голосование против ЕС было по факту победой не только левых, но и сторонников «французской самобытности», однако на тот момент левые имели гегемонию в движении за «нет» и могли благополучно этот факт игнорировать. За прошедшие с тех пор годы ситуация изменилась лишь в том, что левые по всей Европе ещё дальше сдвинулись вправо, превратив лозунг европейской интеграции в обоснование своей готовности принять существующий порядок на практике в обмен на привилегию изысканно критиковать его в теории. С этого момента, независимо от радикализма слов, в каждой ситуации практического выбора респектабельная левая интеллигенция занимала сторону неолиберальных элит — против «необразованного» и «отсталого» населения.

Интернационализм состоит не в том, чтобы с умилением поддерживать интеграционную политику, проводимую в интересах глобального капитала, а в том, чтобы на международном уровне, солидарно и скоординированно вести сопротивление этой политике. Предательство интеллектуалов стало общеевропейским феноменом после того, как классовые критерии сменились культурными, а теория была замещена всевозможными изящными «дискурсами», воспроизведение которых стало главным критерием, позволяющим «своих» отличать от «чужих». Преданные и забытые левыми массы были не только предоставлены самим себе, сохраняя и культивируя свои предрассудки и политические суеверия, но и оказались более чем прежде восприимчивы к националистической идеологии. Если практическим воплощением «интернационализма» оказывается деятельность банкиров и «не знающих границ» корпораций, а демократические права урезаются в пользу никем не избранных и ни перед кем (кроме тех же банкиров) не отвечающих еврочиновников, не удивительно, что простые люди начинают связывать своё спасение с надеждами на национальное государство.

Любопытно, что европейские интеллектуалы вполне готовы были признать оправданность подобных чувств среди жителей Латинской Америки, но уже не в России. И тем более, когда подобный протест начал разворачиваться в странах «центра», где собственно и могут быть достигнуты перемены, имеющие глобальное значение, идеологи либеральной левой дружно встали на защиту существующего политического порядка и доминирующей идеологии. Общественные низы в странах Европы были объявлены «отсталыми» и «неадекватными» и «дикими» точно так же, как на 150 лет раньше дикими и отсталыми называли туземцев, подлежащих колонизации.

Показательно, что в этом отношении российская либеральная публика в очередной раз выступила пионером антидемократической идейной реакции. Её филиппики в адрес собственного «несознательного» народа удивительным образом предвосхитили образы, идеи и стереотипы, лишь позднее распространившиеся среди интеллектуалов на Западе.

То, что независимо от уровня культуры и образования у «туземцев» всё равно есть интересы и права, обнаруживается лишь тогда, когда игнорируемые и «нецивилизованные» массы перестают молчать. Да, их речь зачастую оказывается косноязычной и даже косной. Но в ней звучит правда и воля тех, кого долгое время не желали слышать.

Между тем, готовность людей повторять неадекватные и старомодные формулы отнюдь не означает забвения ими своих непосредственных интересов. Действовать они начнут исходя из собственных нужд, но будут вынуждены формулировать свои реальные и действительные потребности в неадекватной форме. Винить в этом надо в первую очередь именно левых — в Британии и на континенте — упустивших гегемонию в массовом протестном движении, либо не сумевших её завоевать. Именно упоительное самоотравление левой интеллигенции модными либеральными идеями сыграло здесь роковую роль — не только для массового протеста, но в первую очередь, для самой интеллигенции, которая сегодня не может придти в себя от шока: она отторгается населением в Англии так же, как и в России.

Не удивительно, что раскол левых на континенте (да и в самой Британии) по отношению к Brexit оказывается примерно таким же, как в России и на Украине — по отношению к событиям в Новороссии. И там и тут мы видели восстание низов, поддержанное радикальной частью левого движения, сохранившей приверженность классовой идеологии. И там и тут мы видели, что требование социальных прав, протест против неолиберальной политики Евросоюза и собственного правительства порой находил себе выражение в неадекватных лозунгах — «Русского мира» или «Британской самобытности». И там и тут рафинированная либеральная интеллигенция использует некорректность народного «дискурса» как повод, чтобы отказать в солидарности тем, кто реально борется за общественные перемены.

Российская интеллигенция с её презрением к собственному народу и готовностью постоянно упрекать его за непонимание «европейских ценностей» наконец-то нашла себе последовательных единомышленников по обе стороны Ла-Манша.

И если три или четыре года назад события на Украине и в Новороссии казались западному интеллектуалу занятной и страшноватой экзотикой, то теперь мы видим, что они лишь демонстрировали своеобразную модель общеевропейского, а возможно и общемирового процесса.

К несчастью, исторические перемены невозможно обеспечить одноразовым волеизъявлением у избирательных урн. В Британии всё только начинается. Правящие круги острова не скрывают своего стремления саботировать волю граждан, даже признавая её на словах. Только приход к власти леволейбористского правительства во главе с Джереми Корбином позволит всерьез и последовательно выполнить решения референдума. Движению за выход из ЕС предстоит преодолевать не только сопротивление консервативных элит, но и колебания самого лейбористского руководства и даже его лидера, не решившегося в момент решающего выбора публично поддержать собственных сторонников.

По ходу борьбы Британию несомненно попытаются наказать, развалив государство. В связи с этим местным левым предстоит переосмыслить своё отношение к национализмам «малых народов» так же, как это вынуждены были сделать большевики после 1917 года. Не сохранив единство территории они не имели бы шансов осуществить столь масштабные преобразования. И если бы Ленину и его соратникам не досталась страна с мощной оборонной промышленностью и богатыми военными традициями, вряд ли «красные» смогли бы выиграть гражданскую войну.

Сегодня ту же самую геополитическую логику мы наблюдаем в Британии. Стоило большинству в Англии высказаться за отделение от Евросоюза, как тут же снова прозвучало требование шотландской независимости, выдаваемое за стремление «европейской и передовой» Шотландии отделиться от «отсталой и провинциальной» Англии. Однако достаточно взглянуть на происходящее на континенте, чтобы понять — именно английские избиратели выразили новые общеевропейские тенденции и потребности (в их лучшем и худшем проявлении). Британский референдум пробуждает не только национальные чувства народов континента, но и служит мобилизационным сигналом для всех, кто стремится покончить с неолиберальным режимом в экономике и начать общеевропейский поход за воостановление социального государства.

А шотландские националисты, несмотря на всю свою прогрессистскую и модернистскую риторику, показали себя тем, кем они на самом деле являются — наследниками реакционеров-якобитов, боровшихся против английской революции и сопротивлявшихся общеевропейскому прогрессу ещё в XVII-XVIII веках.

Именно тогда был решен вопрос о шотландской независимости, которая оказалась препятствием для назревших общественных перемен не только в Англии, но в первую очередь в самой Шотландии.

В 1980 году приход к власти Маргарет Тэтчер знаменовал начало неолиберальной эры сперва для Европы, а потом и для всего мира. Эти события, тоже воспринимавшиеся как проявление английской исключительности, постепенно приобрели глобальный масштаб. Реакционное наступление на «социализм», провозглашенное Тэтчер, завершились разгромом социального государства по всему европейскому континенту, включая и республики Советского Союза.

Закреплена победа реакции была Маастрихтским договором, превратившим Евросоюз в новую тюрьму народов, где любая попытка преодоления неолиберализма является покушением на конституционный строй. К тому времени судьба бывших советских республик уже определилась вполне. Даже не будучи официально включенными в процесс евроинтеграции (куда пустили лишь более «чистые» государства Прибалтики), они все в той или иной мере приняли логику приватизации и антисоциальных реформ.

Насколько перемены, развернувшиеся в Великобритании ранних 1980-х, влияли на нашу собственную судьбу, наше общество (казавшееся тогда застойным и неподвижным) осознало в полной мере лишь десятилетие спустя. То, что происходит в Британии сегодня, касается нас ничуть не меньше. Мы видим начало нового исторического этапа, в ходе которого появляется шанс победить и искоренить неолиберализм, изменив общественные порядки в своей стране так же, как и по всей Европе. Массы, демократический суверенитет которых был украден либеральными элитами, получают наконец возможность реванша.

Борьба народов Европы против неолиберального режима Евросоюза составляет основное политическое содержание эпохи. Итог этой борьбы зависит от уровня солидарности между низовыми движениями и от их способности объединяться на основе общих целей и задач, преодолевая и изживая предрассудки и иллюзии, освобождаясь от обесценившейся лексики и устаревших ярлыков.

И сколь бы безнадежно застойной ни казалась сегодня политическая ситуация в России, наша страна и на сей раз не только не останется в стороне от разворачивающегося глобального процесса, но, вполне возможно, окажется, как уж не раз бывало в истории, тем местом, где этот процесс достигнет кульминации и где произойдет решающая схватка.

http://rabkor.ru/columns/editorials/2016/06/27/brexit-and-novorossia/